Продолжение этой записи. В 1942 г. Джоан Миллер жила в доме Максвелла Найта в Кемберли. Однажды Найт дал объявление в местной газете: «Джентльмену требуется помощь специалиста по мотоциклам во вторую половину дня по выходным» (1). Дальше привожу отрывок из книги Джоан Миллер (при переводе я советовалась с amethyst deceiver): «Он действительно был без ума от мотоциклов, и в сарае в Кемберли у него их было три, включая купленный для меня; и тем не менее, я должна кое-что рассказать о его внезапной потребности проконсультироваться с механиком, не говоря уже о том, как он этим занимался. Все же было возможно, М попросту полагался на свою уверенность в том, что наиболее удовлетворительный результат часто можно получить при нешаблонном подходе.
Желающий получить место явился, как и было условлено, в субботу и проследовал за М в сарай, где они пробыли взаперти всю вторую половину дня. Я видела их мельком, когда они пересекали лужайку. Механик, найденный М, — думаю, водитель автобуса, — был стройный молодой человек, как-то нервно жестикулирующий. Для чего бы его ни наняли, он сделал это хорошо. М признался, что полностью удовлетворен компетентностью молодого человека. "Он творит чудеса, — сказал М. — Изумительный механик. Мотоциклы были осмотрены самым тщательным образом".
Эти двое оба любили разбирать механизмы на части — такое было впечатление; водитель автобуса вернулся на следующие выходные, потом на следующие. Это новое увлечение М заставило меня чувствовать себя не у дел. На третью субботу я поднялась с книгой в спальню и устроилась на диване у окна. Однако книге не удалось захватить мое внимание, и я просто сидела там, недоумевая, неужели есть еще хоть что-то, чего не сделали с этими мотоциклами, и жалея, что не осталась в Лондоне, где мне было чем заняться. Зевая и потягиваясь, я случайно бросила взгляд в окно, как раз когда М направлялся к дому, чтобы захватить там какую-то вещь. Через несколько минут он снова вышел, и я наблюдала, как он идет назад к сараю, где в открытых дверях стоял водитель автобуса. М не догадывался, что стал объектом наблюдения, впервые он не был настороже и его телодвижения приобрели характер, который ему, должно быть, казался совершенно естественным. Я узнала эту манеру, потому что он сам однажды обратил на нее мое внимание, когда мы на улице разминулись с парочкой проституток мужского пола.
Когда я сидела там, наблюдая, как этот общепризнанный противник гомосексуальности жеманно семенит через лужайку, мне многое стало ясно. Во-первых, я поняла, что приоткрывшаяся мне информация очень опасна, и лучше о ней молчать. Объяснилась неспособность М к обычному сексу. И его неистовое предубеждение против гомосексуалов: он придерживался такой позиции явно для того, чтобы сберечь репутацию на службе. Впрочем, думаю, что несмотря на эту необходимость, его позиция в каком-то смысле была искренней, ведь вполне возможно что-то осуждать и тем не менее оставаться к этому склонным. Я поняла, по крайней мере, в общих чертах, что он должен был совершенно отделить эту сторону своей жизни от работы, и в самом деле, не думаю, что на службе он даже подвергался подобному искушению. Его вкусы явно привели его к тому, что известно как “rough trade” (3) (выражение, которое не было тогда в ходу). Было ясно, что он тогда явился в кафе при кинотеатре вместо того, чтобы проводить вторую половину дня в Оксфорде с женой, потому что надеялся подцепить хоть кого-нибудь подходящего (4).
Конечно, я не так хладнокровно все это обдумывала; на самом деле, тем субботним днем 1942 года, когда я сидела, устремив взгляд в полукруглое окно, я была в высшей степени рассержена и несчастна. Я мысленно обвинила М во всевозможных низостях, чего он вовсе не заслуживал. Конечно, произошедшее отвечало его замыслу быть окруженным обожающими его женщинами, что никогда не составляло для него ни малейшего труда; конечно, его отношения со мной были продиктованы расчетом, по крайней мере, частично. Я должна была служить прикрытием для его тайных страстей — тут у меня не было сомнений. Но опять таки — это вряд ли делало его привязанность ко мне менее искренней: видит Бог, у меня было достаточно этому доказательств, только в тот момент их отчасти затмило совершенное мной открытие. Конечно же, мне было больно от того, как меня использовали» (5).

Максвелл Найт. Фотография Говарда Костнера. 1934 г. (National Portrait Gallery).
Примечания